Любовь, любовь! Добра ты иль жестока,
Пускай там циник что угодно врет, —
И годы мук не жаль за дни твоих щедрот!
/Джордж Гордон Байрон, 1788-1824/
Безалаберный! Ты ничего не пишешь мне о 2100
рублях, мною тебе должных, а пишешь о M-me
Керн, которую с помощью Божией я на днях уеб.
/из письма А.С.Пушкина Соболевскому/
Любовь — над бурей поднятый маяк,
Сияющий во мраке и тумане,
Любовь — звезда, которою моряк
Определяет место в океане.
Любовь — не кукла жалкая в руках,
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
И не страшны ей времени угрозы.
А если я не прав, и лжет мой стих —
То нет любви и нет стихов моих!
/Уильям Шекспир, 1564-1616/
* * *
И я слыхал, что божий свет
Единой дружбою прекрасен,
Что без нее отрады нет,
Что жизни б путь нам был ужасен,
Когда б не тихой дружбы свет.
Но слушай — чувство есть другое:
Оно и нежит и томит,
В трудах, заботах и в покое
Всегда не дремлет и горит;
Оно мучительно, жестоко,
Оно всю душу в нас мертвит,
Коль язвы тяжкой и глубокой
Елей надежды не живит…
Вот страсть, которой я сгораю!..
Я вяну, гибну в цвете лет,
Но исцелиться не желаю…
/Александр Сергеевич Пушкин, 1799-1837/
* * *
Люблю, — но реже говорю об этом,
Люблю нежней, — но не для многих глаз.
Торгует чувством тот, кто перед светом
Всю душу выставляет напоказ.
Тебя встречал я песней, как приветом,
Когда любовь была нова для нас.
Так соловей поет в полночный час
Весной, но флейту забывает летом.
Ночь не лишится прелести своей,
Когда его умолкнут излиянья.
Но музыка, звуча со всех ветвей,
Обычной став, теряет обаянье.
И я умолк, подобно соловью:
Свое пропел и больше не пою.
* * *
В этот миг ничего мне от жизни не надо,
Я готов отказаться сейчас от всего —
Только б лишь замирать от любимого взгляда,
И от каждого вздоха пьянеть твоего…
Ты меня позови — в тот же миг, все бросая,
Прилечу к тебе сразу — куда б ни пришлось,
И увижу тебя и тотчас же узнаю
Аромат твоих теплых и мягких волос.
В эти милые, добрые, теплые руки
Воспаленной от радости ткнусь головой,
И негромкий, застенчивый после разлуки
Словно издали голос послышится твой.
* * *
У меня для тебя столько ласковых слов и созвучий,
Их один только я для тебя мог придумать, любя.
Их певучей волной, то нежданно-крутой, то ползучей, —
Хочешь, я заласкаю тебя?
У меня для тебя столько есть прихотливых сравнений —
Но возможно ль твою уловить, хоть мгновенно, красу?
У меня есть причудливый мир серебристых видений —
Хочешь, к ним я тебя отнесу?
Видишь, сколько любви в этом нежном, взволнованном взоре?
Я так долго таил, как тебя я любил и люблю.
У меня для тебя поцелуев дрожащее море, —
Хочешь, в нем я тебя утоплю?
/Виктор Гофман, 1884-1911/
* * *
Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.
Не по залам и по салонам
Темным платьям и пиджакам —
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.
Я люблю — как араб в пустыне
Припадает к воде и пьет,
А не рыцарем на картине,
Что на звезды смотрит и ждет.
И умру я не на постели
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще.
Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник, мытарь
И блудница крикнут: «Вставай!»
/Николай Гумилев, 1886-1921/
* * *
Душа в огне, нет силы боле,
Скорей в седло и на простор!
Уж вечер плыл, лаская поле,
Висела ночь у края гор.
Уже стоял, одетый мраком,
Огромный дуб, встречая нас;
И тьма, гнездясь по буеракам,
Смотрела сотней черных глаз,
Исполнен сладостной печали,
Светился в тучах лик луны,
Крылами ветры помавали,
Зловещих шорохов полны.
Толпою чудищ ночь глядела,
Но сердце пело, несся конь,
Какая жизнь во мне кипела,
Какой во мне пылал огонь!
В моих мечтах лишь ты носилась,
Твой взор так сладостно горел,
Что вся душа к тебе стремилась
И каждый вздох к тебе летел.
И вот конец моей дороги,
И ты, овеяна весной,
Опять со мной! Со мной! О боги!
Чем заслужил я рай земной?
Но — ах! — лишь утро засияло,
Угасли милые черты.
О, как меня ты целовала,
С какой тоской смотрела ты!
Я встал, душа рвалась на части,
И ты одна осталась вновь…
И все ж любить — какое счастье!
Какой восторг — твоя любовь!
/Иоганн Вольфганг Гете, 1749-1832/
* * *
После первой встречи, первых жадных взоров,
Прежде не видавших, незнакомых глаз,
После испытующих, усталых разговоров
Больше мы не виделись. То было только раз.
Но в душе, захваченной безмерностью исканий,
Все же затаился ласкающий намек,
Словно там сплетается зыбь благоуханий,
Словно распускается вкрадчивый цветок…
Мне еще невнятно, непонятно это.
Я еще не знаю. Поверить я боюсь.
Что-то будет в будущем? Робкие приветы?
Тихое ль томленье? Ласковый союз?
Или униженья? Новая тревожность?
Или же не будет, не будет ничего?
Кажется, что есть во мне, есть в душе возможность,
Тайная возможность, не знаю лишь — чего.
/Виктор Гофман, 1884-1911/
* * *
Рушатся краски нового дня,
Я сегодня один, и ты сегодня одна,
Ты уходишь в туман своих призрачных грез,
И, наверное, исчезнешь, если это всерьез.
И я лишь буду тебя помнить, я не буду искать,
Потому что ты когда-нибудь вернешься опять,
Я попрошу тебя остаться, я скажу тебе: «Стой!»
Я — твой первый и последний герой!
Я так любил дождь, и я — это он,
И ты вспомнишь меня, когда намокнешь под дождем,
Я обниму тебя теплой влагой небес,
Но вышло летнее солнце, и я исчез…
Я остался лишь на листьях и на траве,
Ты идешь по ней, я прикасаюсь к тебе,
Я остаюсь росой на твоих ногах,
Ты идешь, а я смываю с тебя земной прах.
Ты уйдешь из новой жизни, уже будешь ничем,
А для меня — по-прежнему останешься всем,
Я останусь в твоих мыслях только призрачным сном,
Ты захочешь уснуть и раствориться снова в нем.
И будет все как обычно, будет все как всегда,
По привычной дорожке пробежится слеза,
А когда ты проснешься, будешь брать меня с собой
На самом деле все просто — я — твой последний герой.
Ты будешь долго одна в погибшем городе снов,
В котором ветры играют обрывками слов,
Ты будешь долго одна среди дождей своих слез
Отвечать себе самой на один лишь вопрос.
И ты захочешь вернуть все то, что было, назад,
Я скажу тебе, что, может быть, я этому рад,
Ты вернешься и захочешь остаться со мной,
Я — твой первый и последний герой.
/Дельфин/
* * *
Вчера случайно встретил Вас,
А думал — свидимся едва ли,
«Вас проводить?» — не отказали,
Быть может, не в последний раз.
Мороз щипаться перестал.
Я «плыл» по ледяной дороге,
Жаль, было близко до порога,
Но заходить «на чай» не стал.
Согрелся я от карих глаз
И в феврале забыл про холод.
Как счастлив и душою молод,
И не случайно встретил Вас!
* * *
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
/Александр Сергеевич Пушкин, 1799-1837/
* * *
Как сладостно!.. но, боги, как опасно
Тебе внимать, твой видеть милый взор!..
Забуду ли улыбку, взор прекрасный
И огненный, волшебный разговор!
Волшебница, зачем тебя я видел —
Узнав тебя, блаженство я познал —
И счастие мое возненавидел.
/Александр Сергеевич Пушкин, 1799-1837/
* * *
Ее глаза распространяют свет
Живого благородства, и повсюду
Что ни возьми — при них подобно чуду,
Которому других названий нет.
Увижу их — и трепещу в ответ
И зарекаюсь: «Больше я не буду
Смотреть на них», — но вскоре позабуду
И свой сердечный страх, и тот обет.
И вот опять пеняю виноватым
Моим глазам и тороплюсь туда,
Где, ослепленный, снова их закрою,
Где боязливо тает без следа
Желание, что служит им вожатым.
Амуру ли не ведать, что со мною?
/Данте Алигьери, 1265-1321/
* * *
Как благородна, как она чиста,
Когда при встрече дарит знак привета,
Что взору не подняться для ответа,
И сковывает губы немота.
Восторги возбуждая не спроста,
Счастливой безмятежностью одета,
Идет она, и кажется что это —
Чудесный сон, волшебная мечта.
Взглянет она и словно через дверцу,
Проходит радость через очи к сердцу,
Испытанными чувствами верша!
И дух любви, иль это только мнится,
Из уст ее томительно струится,
И говорит душе: вдохни, душа!
/Франческо Петрарка, 1304-1374/
* * *
В колечки золотые ветерок
Закручивал податливые пряди,
И несказанный свет сиял во взгляде
Прекрасных глаз, который днесь поблек,
И лик ничуть, казалось, не был строг —
Иль маска то была, обмана ради? —
И дрогнул я при первой же осаде
И уберечься от огня не смог.
Легко, как двигалась она, не ходит
Никто из смертных; музыкой чудесной
Звучали в ангельских устах слова.
Живое солнце, светлый дух небесный
Я лицезрел… Но рана не проходит,
Когда теряет силу тетива.
/Франческо Петрарка, 1304-1374/
* * *
Весь день смотрю в твои глаза,
В тепло, скрывающее стужу,
В туманы, что огнем разят
Обезоруженную душу.
Смотрю, в желанье превозмочь
Ту суть, что все готова прятать,
Что делит мир на день и ночь,
И где душа привыкла плакать.
А ты, улыбкою маня,
За ней опять печаль скрываешь,
И вроде смотришь на меня,
И вроде как не замечаешь.
Ах, если видела бы ты,
Как иногда бывает зыбка,
В часы такой вот пустоты
Твоя чудесная улыбка,
То перестала бы жалеть,
И отпустила подсознанье,
И возвратила бы себе
Опять свое очарование.
Но ты грустишь, и я стучусь,
В твою печаль влюбленным сердцем,
И знаешь что: еще чуть-чуть,
И никуда тебе не деться.
Ведь за всевластьем тишины,
Всегда приходит неизбежность.
Пробьет кирпич твоей стены
Ростком моя живая нежность.
/Александр Саркисян/
* * *
Я тебя сравнить хотел бы с нежной ивою плакучей,
Что склоняет ветви к влаге, словно слыша звон созвучий.
Я тебя сравнить хотел бы с юным тополем, который,
Весь смолистый, в легкой зыби к небесам уводит взоры.
Я тебя сравнить хотел бы, видя эту поступь, дева,
С тонкой лилией, что стебель клонит вправо, клонит влево.
Я тебя сравнить хотел бы с той индусской баядерой,
Что сейчас-сейчас запляшет, чувства меря звездной мерой.
Я тебя сравнить хотел бы… Но игра сравнений тленна,
Ибо слишком очевидно: ты средь женщин несравненна.
/Константин Бальмонт, 1867-1942/
* * *
В напрасных поисках за ней
Я исследил земные тропы
От Гималайских ступеней
До древних пристаней Европы.
Она — забытый сон веков,
В ней несвершенные надежды.
Я шорох знал ее шагов
И шелест чувствовал одежды.
Тревожа древний сон могил,
Я поднимал киркою плиты…
Ее искал, ее любил
В чертах Микенской Афродиты.
Пред нею падал я во прах,
Целуя пламенные ризы
Царевны Солнца — Таиах —
И покрывало Моны Лизы.
Под гул молитв и дальний звон
Склонялся в сладостном бессильи
Пред ликом восковых мадонн
На знойных улицах Севильи.
И я читал ее судьбу
В улыбке внутренней зачатья,
В улыбке девушек в гробу,
В улыбке женщин в миг объятья.
Порой в чертах случайных лиц
Ее улыбки пламя тлело,
И кто-то звал со дна темниц,
Из бездны призрачного тела.
Но, неизменна и не та,
Она сквозит за тканью зыбкой,
И тихо светятся уста
Неотвратимою улыбкой.
/Максимилиан Волошин, 1877-1932/
* * *
Некрасивых женщин не бывает,
Красота их — жизни предисловье,
Но его нещадно убивают
Невниманием, нелюбовью.
Не бывает некрасивых женщин,
Это мы наносим им морщины,
Если раздражителен и желчен
Голос ненадежного мужчины.
Сделать вас счастливыми — непросто,
Сделать вас несчастными — несложно,
Стойная вдруг станет ниже ростом,
Если чувство мелочно и ложно.
Но зато каким великолепьем
Светитесь, лелеемые нами,
Это мы, как скульпторы вас лепим
Грубыми и нежными руками.
/Евгений Долматовский/
* * *
Три фунта правды, пуд коварства.
Три грамма верности, пуд зла.
Нахальства — десять килограммов,
Притворства двадцать два ведра.
Одна восьмая грамма чести,
И постоянства один грамм.
К мужчинам жадности тонн двести,
Три тонны жадности к деньгам.
Теперь сложить все это вместе,
Добавить дури три ведра.
Поставить все в прохладном месте,
И вот вам — женская душа!
* * *
[Поэзия для большинства мужчина видится пережитком прошлого… Точнее мужчины не верят в ее волшебное воздействие на сердца современных женщин. Настолько, что последний раз сталкивались с этим литературным жанром лишь в школе. На практических пикап тренингах Академии Знакомств вы в реальных условиях научитесь использовать те же приемы, что использовали поэты — соблазнители, которые одним лишь своим слогом могли влюбить в себя прекрасную деву.]
Телефонный вальс
Два человека связаны нитью —
Той, что еще чуть-чуть — и порвется…
Вы мне, конечно, не позвоните —
Как же немного нам остается!..
Глупо искать медяки в карманах,
В жадную щель ускользает вечность…
Как же я ждал разговора с вами,
А расплатиться, выходит, нечем…
Два человека связаны нитью…
Вы — на другой стороне Вселенной!
Не уходите ж, повремените,
Мой драгоценный, секундный пленник!
Как я боюсь потерять ваш голос,
Как все непрочно и как случайно —
Пусть я не ближе к вам ни на волос —
Лишь бы вы что-то мне отвечали…
Если б вы знали мои печали,
Если б вы только читали мысли,
Как я безумно по вам скучаю!..
Ниточка кончилась. Время вышло…
Два человека с одной планеты…
Нить фонарей над пустынным пляжем,
Резкий и солоноватый ветер
Треплет нещадно флажок бумажный…
Если представить, что вы в Париже,
Можно б доплыть к вам ночным Ла-Маншем…
Мы ни на волос не стали ближе.
Мы ни на волос не стали дальше…
/Ася Анистратенко/